Схиархимандрит Иоаким (Парр)

Мы захвачены чепухой и безумием

   

    

  

   

   

   

   

   

   

   

   

   

   

   

   

   

   

Мы захвачены в плен миром

Позвольте мне поделиться с вами своими мыслями и наблюдениями. Возможно, многое из того, что я скажу, не будет для вас новым. Мой духовный отец мне говорил: «Отче, я не скажу тебе ничего нового – я просто напомню тебе те вещи, о которых ты позабыл». Катастрофа, беда всей нашей духовной жизни обычно не в том, что мы чего-то не слышали или чему-то не научились, а в том, что мы слышали, учили, но позабыли.

Каждый из сидящих здесь, я думаю, должен знать, что кроме Христа нет абсолютно ничего на этой земле, что имеет какую-либо ценность само по себе. А мы потеряны в разной чепухе и бессмыслице.

Перед тем как попросить владыку о разрешении основать братство, я размышлял о том, как жить монашеской жизнью в центре Нью-Йорка. Этот город имеет пять районов, в нем проживает примерно 9 миллионов человек. А пригородные районы вмещают еще около 20 миллионов. Никогда не бывает тишины, везде полно народу, везде хаос, и куда бы ты ни обратился, везде тебя осаждают ценности этого мира.

Но я решил, что с помощью моего духовного отца должен основать монастырь, который будет заниматься собственно монашеским деланием. Это делание – служение ближнему, служение бедным. Я не видел никакого оправдания тому, что монах, проживающий в центре города, живет без свидетельства о Христе. Почему мы здесь? Почему мы живем в самом центре зла? Господь говорит нам: «Будьте в мире». И мы должны быть в мире, свидетельствовать ему о пути спасения. Но мы впустую тратим нашу жизнь. Почему? Если прямо сейчас, в этот самый момент произойдет взрыв и мы все умрем, готовы ли мы предстать перед Богом, показать Ему свою жизнь и сказать: «Вот что я сделал со своей жизнью»? Готовы ли мы к Царствию Божию?

Как вы думаете, кто-нибудь из нас хотя бы приблизится к вратам Царствия? Я так не думаю. И вот по какой причине: вы не должны хотеть любить Бога, не должны пытаться захотеть полюбить Его, а должны любить Его всем помышлением. А где ваше помышление? Ваше помышление занято всяким безумием, чепухой, мусором, которые проходят через ваше сознание сутки напролет. Надо делать какую-то глупую работу… Музыка лезет в уши… Осуждение, гнев, похоть, самоугождение – в мысли… А Господь говорит: «Вы должны посвятить свои мысли Мне». «Ваше сердце принадлежит Мне», – говорит Бог, Которого мы должны возлюбить всем сердцем. А что в нашем сердце? – Похоть, ненависть – все то, что мы туда помещали. И конечно, там нет Бога, если там есть гордость. Вот давайте об этом подумаем: это ли любовь от всего помышления? – Нет! Это ли любовь всем сердцем? – Нет! «Возлюби Господа Бога твоего всею душою твоею» – а мы задаемся вопросом, есть ли Бог вообще. «Всею крепостию твоею» – а мы говорим себе: «я сегодня устал», «я не могу больше молиться», «мне нужно было по состоянию здоровья уйти со службы»…

Я был впечатлен красотой ваших богослужений. И был огорчен недостатком молитвы: в церкви были разговоры, смех, толкотня, замечания, передача записок. И я спросил: а есть ли в храме такое место, где я могу помолиться без всякого отвлечения? Я проходил через правый придел рядом с алтарем: идет служба! Господь Бог прославляется на этом богослужении! А люди улыбаются, смеются, копаются в телефонах, посылают смс-ки. А когда я проходил мимо колокольни, услышал, как одна группа довольно громко обсуждает другую. На улице, на территории обители, много людей занимается самыми разными вещами. Вот что происходит! Я не осудил, но я был очень опечален.

Мы потреблены, захвачены ценностями этого мира! Я вижу, как некоторые из вас все время заняты телефоном. И мне вспомнилось, как поступил один «дикий» епископ в Америке. Он служил в соборе, священники стояли вокруг Престола. И у одного батюшки в кармане зазвонил телефон. Он хотел его отключить, но настолько уже стал зависеть от телефона, что должен был сначала посмотреть, кто звонит, прежде чем отключить. Он стоял у Престола Божия и был озабочен глупым телефоном! Владыка сказал: «Иди сюда, отец. Дай мне твой телефон». Потом подошел к окну и выбросил телефон из алтаря. Тут все принялись выключать свои телефоны – никто не хотел быть следующим.

Если бы мы побывали в хлеву у коров, то даже если бы потом очень тщательно вычистили обувь, чтобы на ней не осталось навоза, люди бы все равно поняли, что мы заходили в хлев. Как? По запаху, который исходил бы от нас. Вы – в миру, и вы пахнете, как мир. Потому что это – ваша система ценностей.

Мы должны измениться, отдавая свою любовь Богу. Есть ли Он для нас? Ищем ли мы Его? Хотим ли знать, как Он выглядит? Хотим Его увидеть? Я бы хотел. Я не хочу слышать о Нем, не хочу лекций по богословию, на которых мне рассказывают о Нем. Знать, что Господь – это какая-то интеллектуальная идея, мне неинтересно. Мне интересно знать, Кто Он, мне интересны взаимоотношения с Ним. Вы знаете, кто Он? Если нет, то – что мы тогда делаем?

Я много чем хотел бы поделиться с вами. Но, прежде всего, я бы хотел поделиться как брат. Потому что единственное, в чем я являюсь экспертом, – это в совершении греха. Наверное, это нас объединяет.

   

Там, где Господь

Как мы находим Бога, как мы меняемся, как мы приносим Господа в город? Мы делаем это, находясь в миру, но не будучи от мира. Когда я впервые увидел здание, которое мы получили для братства, оно было без крыши, окна забиты досками, не было электричества, отопления, водопровода, кругом шныряли крысы, все было в грязи. Я переехал туда и сказал: «Господи, если Тебя здесь нет, то я тут ничего сделать не смогу». Но Он был там. И я начал собирать людей с улиц, потому что понял: единственное, что я могу сделать для оправдания своего пребывания в городе, – это послужить городу. Не в согласии со стандартами города, а в согласии со Святым Евангелием. И я начал собирать бездомных.

Мы жили в одной комнате на первом этаже, без отопления, электричества, воды – было интересно. Когда пришла первая зима, нам было очень холодно. Я брал всех, кто нуждался в приюте: наркоманов, алкоголиков, тех, кто освободился из тюрьмы, проституток, больных СПИДом. Я не спрашивал, не выяснял, кто они, я говорил: «Войдите». У нас была одна комната: женщины жили в одном углу, мужчины в другом.

Но вы знаете, что мир любит атаковать, когда видит усилия, направленные ко Христу.

Позвонил епископ – у нас не было телефона, и он позвонил знакомому и сказал, чтобы тот передал мне, – и попросил меня зайти к нему. Я пришел. Епископ сказал мне: «Ты не можешь жить там». Я спросил: «Почему?» – «Потому что ты смущаешь людей тем, что делаешь». – «Чем?» – «У тебя вместе живут мужчины и женщины. А какой ты тогда монах, если живешь в одном помещении с женщинами? Ты можешь проводить там весь день, можешь там работать, но вечером возвращайся в Синод». Я этого понять не мог, но подчинился.

В городе у меня был друг, которого я знал еще до того, как стал православным. Он владел зданием примерно в 15 кварталах от того места, где был наш дом. Он услышал о том, что я больше не могу там жить, и сказал: «Вот квартира тебе здесь. Она ближе к вашему дому, чем Синод».

Я не мог понять и реакции моих братьев-священников. Митрополит попросил меня прийти к нему. Он спросил: «Отец, ты чистый?» Я сказал: «Нет, я грешный». Он говорит: «Нет, я не это имею в виду. Ты здоров?» – «Не знаю, мне кажется, что да». – «Твои братья-священники озабочены». – «Хорошо, что они за меня беспокоятся! А я даже не знал, в курсе ли они, чем я занимаюсь». Он говорит: «Нет, я не о том. Мы знаем, что ты берешь людей со СПИДом. Отцы не хотят причащаться с тобой из одной Чаши. Они боятся заболеть. И они ходатайствовали, чтобы я попросил тебя причащаться последним». И я подумал: где же мы находимся? что же происходит?

На следующей неделе я пошел на богослужение. Был прекрасный епископ: старый, очень духовно собранный. Увидев меня, он подбежал ко мне и совершил передо мной земной поклон. Мне показалось, что он меня с кем-то перепутал, и я сказал: «Владыка, встаньте». Он ответил: «Я хочу облобызать твои ноги». – «Мои ноги? Почему?» – «Потому что ты лобызаешь ноги Христовы, заботясь о бедных, а мы этого не делаем».

   

Зачем уходить?

Мы не должны жить, убегая от города. Но мы не можем жить ценностями, которыми живет город. Если вы живете ими, вы умрете вместе с ними.

Когда мы в нашем первом монастыре жили в городе и мужчины стали приходить и присоединяться к монашеской братии, я сказал, что замок у нас есть только снаружи, внутри его нет: «Вы можете уйти в любое время. Если есть что-то такое, чего вы возжелали за пределами обители, идите. Вы должны оставить мир, потому что если вы принесете мир сюда, внутрь, вы уничтожите то, что есть и здесь, и там. Ничего не сохранится, ничто не будет спасено».

Господь готов спасать город ради одного праведника – мы можем спасать Церковь и мир через святых людей. Хотите быть святыми? Многие говорят: «Святость не для меня, я не святой». Мы настолько зависимы от страстей! Страсть – это повторение грехов, грехи становятся цепями, и так мы порабощаемся ими. Мы стали рабами этого мира. И если его не оставить, то мы умрем с этим. Вы оставили его? Желаете ли вы всей душой Господа? Господь говорит: «Ищите прежде Царствия Божия, и все остальное приложится вам». Очень трудно смотреть на людей, у которых нет огня внутри. Когда ты приходишь к людям, которые называют себя христианами, и не видишь в них горения, стремления ко Христу, это выглядит, как похоронное бюро: все ожидают погребений. Каков признак присутствия Духа Святого? – Радость! Я хотел, чтобы вы посмотрели на себя. Страшно! Страшное собрание! Где ваша радость?

Расскажу об одной поездке. Сколько помню себя, я никогда не ходил без подрясника. В нашем братстве мы даже иногда и спим в подрясниках. Всё время в них. Так вот, когда я жил еще в Нью-Йорке, раз в 11 вечера мне позвонил епископ и сказал, что один человек умирает в больнице в Бронксе, в довольно сыром районе города, и попросил пойти туда и причастить его. Ехать нужно было на нескольких электричках. Полтора часа дороги. Я приехал в больницу, поговорил с человеком, исповедовал и причастил его. На обратном пути – это было уже после 1 часа ночи – я снова сел в поезд. В вагоне с каждой стороны по три двери. На первой станции никто не зашел, я был единственный пассажир; на второй – то же самое. На третьей же в другой конец вагона зашел мужчина. Вошел – и смотрит через весь вагон на меня. Смотрит очень внимательно. И я подумал: «Господи, это, наверное, моя ночь». Он направился ко мне, подошел, наклонился, продолжая пристально смотреть. И говорит:

– Что это еще такое?

– Что ты имеешь в виду?

– Почему ты так одет?

– Я священник, – говорю.

– Что за священник еще?

– Православный.

– Иудей, что ли?

– Нет, христианин.

– А-а-а, понятно. Я был католиком, но больше я не католик.

– Почему же?

– Я не верю в эти вещи.

– Во что конкретно ты не веришь?

– В нашей католической церкви священник говорил нам, что он молится над хлебом и над вином, и хлеб и вино становятся Телом и Кровью Христовыми. Я в это не верю. Никто в это не верит. А сам-то ты веришь?

Я говорю:

– Да.

– Но люди не верят!

– Верят!

Он говорит:

– Значит, они никогда не уходят домой.

– О чем ты?

– Твои прихожане никогда не уходят домой!

– Не понимаю, о чем ты говоришь…

Тогда он мне сказал:

– Ты мне говоришь, что хлеб и вино становятся Телом и Кровью Христа. Значит, Христос там, так?

– Так.

– Тогда зачем они уходят домой? По какой причине? Если Христос вот тут, то – зачем уходить? А у людей есть дома, дети, работа, другие заботы какие-то – они и уходят. Значит, вы не веруете.

А вы веруете? Мы говорим только, что верим. Бог говорит нам: «Что вы сделали меньшим вашим братьям и сестрам, вы сделали Мне». Как мы будем стоять лицом к лицу перед Богом в Судный день? Как мы относились друг к другу, к незнакомцам, к потерянным людям? Я спросил одного из ваших священников о правилах и ограничениях для семинаристов: «Могут ли воспитанники уйти в субботу после всенощной?» Он ответил: «В общем-то нет. Нужно оставаться в семинарии. Некоторые только ходят к ближайшей станции метро, чтобы повидать своих девушек». Вы – сумасшедшие. Провести вечер на всенощной, отдавая свою жизнь Богу, – ваша душа уже готова принять Тайны на Литургии, а ваша кровь кипит какой-то женщиной! Вы что, сумасшедшие? Да, сумасшедшие. Вы принадлежите миру.

Повторюсь: единственный способ выжить, прожить в городе, быть в миру, но быть не от мира – не иметь ценностей мира. Не привносить эти ценности мира в семинарию, в монастырь и даже не заботиться о них.

Духовник мне сказал, когда мы только начали нашу общину и к нам стали приходить мужчины, желающие принять монашество: «Не доверяй никому, доверяй только Богу. И не пытайся угождать кому-нибудь, кроме Бога. Каждого люби, никого не суди, а Господь о тебе позаботится». У нас действительно ничего не было – я и сейчас пытаюсь удерживать братство от заботы о вещественном. Люди спрашивают: «Отец, что тебе нужно для монастыря?» Я отвечаю: «То, в чем мы действительно нуждаемся, вы нам дать не можете. Нам нужно спасение». – «Я понимаю, но надо-то что тебе?» – «Ничего не надо». – «Но я бы хотел помочь!» Я говорю: «Тогда придите и посмотрите сами. Что захотите дать, то и дайте. Мы ничего не ожидаем от вас». Люди всегда приходят, они очень щедры.

   

Ужин есть. Веры – нет

Наш митрополит настоял на том, чтобы в нашем братстве не находились бездомные, – он сказал, что для монахов это неприемлемо. Мы помогали людям в течение всего дня, но на ночь они должны были уходить. И мы получали иногда консервы, чтобы раздавать их людям, которые приходят к дверям обители. И вот получилось так, что у нас продуктов уже почти не осталось, а из денег только 2 доллара 57 центов – билет на электричку. В дверь позвонили. Брат спустился, открыл дверь, потом говорит: «Отец, тут одна женщина стоит. Говорит, что приехали ее внуки. А дочь находится в реабилитационном центре для наркоманов. У нее нет денег, чтобы даже накормить детей». Я ему сказал: «Отдай то, что у нас есть». – «Но у нас же нет почти ничего!» – «Вот это почти ничего и отдай!» Он не хотел отдавать: «А мы-то что будем делать?» Я говорю: «Не беспокойся об этом – это Господу надо. Отдай ей, что есть». Он наполнил сумку продуктами, отдал женщине. Прекрасный человек, но пока еще не там, не на Небесах. Что-то он все-таки отложил в сторону – на всякий случай. Я это увидел, спросил: «Что это там в стороне лежит?» Он говорит: «Я не заметил». Тогда и это тоже отдали женщине – она все взяла, а брат очень расстроился. Он был полноватый, беспокоился за количество калорий. Я ему говорю: «Не беспокойся, давай помолимся, и Господь нам поможет».

Во время вечерни опять зазвонил звонок – а на богослужениях у нас двери всегда заперты. Кто-то звонил долго, настойчиво. Меня спрашивают: «Может, все-таки открыть?» Я говорю: «Нет. Если им нужно, они подождут, если нет – уйдут». После вечерни я сказал, чтобы посмотрели, кто звонил. Мне ответили, что там уже, наверное, никого нет: 15 минут назад последний раз звонили. Брат спускается – внизу у двери ждет женщина. Она говорит: «А я думала, что никого нет дома». Он ей объяснил, почему дверь бывает закрытой. Она: «Я должна увидеть священника по имени Иоаким». – «Отец наверху, подожди здесь».

Я спустился к ней. Она сказала, что у нее есть что-то для меня. Отправлено священником. А дело вот в чем. Их было две сестры, она была старшей и свою младшую никогда не любила. Их мать, умирая, назначила старшую душеприказчиком. Младшей сестре по завещанию полагалась большая доля, но старшая наследство поделила пополам. С какого-то времени это стало ее мучить. Но сестра умерла, уже ничего исправить нельзя. И священник, к которому эта женщина обратилась, сказал ей: «Всё, что ты украла у своей сестры, отдай священнику, который помогает в городе бедным. Вот бедным и отдай». У нее был большой конверт, она мне его передала. «Как вас зовут?» – спросил я. – «Грешница», – ответила она. Я был очень тронут ее ответом. Она ушла.

Я открыл конверт – там было 10 000 долларов. Я говорю: «Отец, вот твой ужин. Ужин у тебя есть, а веры нет».

   

Цепи одиночества и самолюбия

Что должны делать монашествующие? Они должны искать Христа везде. Мы должны быть заинтересованы только в том, чтобы быть вместе с Богом и угождать Ему. А ведь мы ведем себя не так. В сутках – 24 часа. Сколько часов из этого времени мы проводим с Господом? Совсем немного. Тогда – что же мы ожидаем получить? Если бы я нанял вас на какую-либо работу и вы бы всего семь минут посвящали ей, я бы сразу указал вам на дверь. Мы не отдаем Господу почти ничего от нашей жизни. И даже тогда, когда мы на богослужении, мы находимся где-то в другом месте! Монашествующие, люди, стремящиеся быть христианами, должны искать Господа. Монашеская жизнь не значит ничего, это – путь к концу. А желаемое, чаемое окончание пути – это Бог. А мы этого не понимаем. Мы одеты в эту одежду, мы делаем странные вещи, живем с людьми и проводим все время, думая только о себе. Мы захвачены чепухой, безумием. Пишем, учимся, зарабатываем и т.д. – почему? Потому что, как сказал тот человек в поезде, «Вы не верите!» Если бы верили, то поступали бы по вере!

Куда мы торопимся, к какому делу? Скажите мне: куда мы спешим, куда торопимся и почему? Мы торопимся угождать себе. Мы не освободились от мира. Мы в цепях. Послушание – это единственная настоящая свобода, потому что это свобода от себя. Единственный, кто откажет вам в спасении, единственный, кто может уничтожить вашу душу, – это вы. И вы порабощены своим страстям. Если вы их не убьете, они убьют вас. Если вы не умрете, прежде чем вы умрете, вы умрете в момент смерти.

Что мы делаем в городе? Что нам делать? Продолжайте выбегать из монастыря! Бегите в город! Но! Для того чтобы послужить. Найдите горького пьяницу на улице. Самое большое заболевание нашего общества – это не алкоголизм, не сексуальные извращения, не наркомания, не жадность, не материализм, не секуляризм, а – одиночество!

   

Мы убиваем мир

Мы ответственны за этот мир – мы должны быть присутствием Христа в этом мире, раз мы крещены. Мир умирает, а мы его убиваем, потому что у нас есть Истина, есть Христос, но мы в это не веруем, а раз так, то и люди не видят Христа в мире.

Почему город болен? А он болен. В Санкт-Петербурге мне встретилась большая группа людей, и я сказал им: «Ваш город умирает». Один мужчина очень на это обиделся. «Почему вы говорите, что Санкт-Петербург умирает? – сказал он. – Мы не умираем!» Я ответил: «Какое у вас население в городе?» – «Плюс-минус пять миллионов». – «Сколько людей из этих миллионов знают Христа? Сколько людей следует Евангелию? Сколько людей ходит в храмы?» Он ответил: «Очень мало». Я сказал: «Если из пяти миллионов человек только один процент ест, а все остальные при этом голодают, скажете ли вы, что это общество здорово?» – «Нет».

Что нам делать, живя в городе? Как мы можем быть спасены? Начнем с изменения – с возжелания Господа больше всего другого. Меня интересует, как часто в течение дня, когда появляется время между уроками – пять, десять, пятнадцать минут – вы спешите в храм побыть с Господом, поблагодарить Его за то, что Он вам дал? Могу поспорить, что церковь между богослужениями пустует! Потому что молитва не стала нашей жизнью. Молитва – это осознанное ощущение присутствия Божия. Он всегда здесь, Он никогда не покидает вас. Он постоянен, верен и любящий. А мы – непостоянны, неверны и не любящие. Что поменяет вас, так это любовь.

   

Источник