Митрополит Владимир (Иким)

   

Слово в день памяти праведной Моники Тагастийской

    

   

«Да, если я – достойный сын Твой, Господи, 
это от того, что Ты даровал мне в матери верную рабу Твою». 
(блаженный Августин Иппонийский)

  

Дорогие во Христе братья и сестры! 17 мая святая Православная Церковь празднует память праведной Моники Тагастинской (330–387 гг.), матери известнейшего христианского богослова древности – блаженного Августина (354–430 гг.). И хотя эта великая праведница жила целых семнадцать веков назад, в описании ее жизни удивительно много близкого, понятного и поучительного для современных женщин.

   

ЮНОСТЬ СВЯТОЙ МОНИКИ

Святая Моника родилась около 331 года в Северной Африке, на территории современного Алжира. Родители ее по вероисповеданию были православными христианами, а по происхождению – берберами. Суровая, жестокая, полная невероятных трудностей жизнь в пустыне, которую вел и ведет этот народ, неизбежно накладывает отпечаток на его характер: берберы весьма суровы и склонны к крайностям. Они и сейчас по-прежнему воинственны и имеют необузданный нрав, трудно поддающийся цивилизации.

Семья родителей Моники, хотя и была христианской, также носила в себе эти национальные черты. В семье было несколько дочерей, и родители, по обычаю всех богатых людей того времени, не столько сами занимались их воспитанием, сколько доверяли его слугам, – конечно, не первым попавшимся, а тщательно выбранным для столь ответственного дела. Воспитание Моники и ее сестер поручили самой почтенной и добродетельной служанке дома, старой нянюшке. Она пользовалась уважением не только всех остальных слуг, но и хозяев дома. Не удивительно, что именно ей и доверили воспитание хозяйских дочерей, – старая няня постаралась воспитать девочек истинными христианками, одновременно, привив им все те навыки, которыми, по ее разумению, должна была обладать почтенная матрона, хозяйка богатого дома и мать семейства – ведь именно такое будущее ждало каждую из  ее воспитанниц. Впрочем, будучи истинной берберкой, няня порой впадала и в крайности. Стремясь, например, сызмальства приучить девочек к умеренности и терпению, няня не позволяла им в течение дня пить воду, за исключением времени обеда. В своей знаменитой «Исповеди» блаженный Августин вспоминал об этом так: «за старательное воспитание свое … (праведная Моника) не столь хвалила мать свою, сколь некую престарелую служанку, которая носила еще отца ее на спине, как обычно носят малышей девочки постарше. За это, за ее старость и чистые нравы пользовалась она в христианском доме почетом от хозяев. Потому и поручена ей была забота о хозяйских дочерях, и она старательно несла ее. Полная святой строгости и неумолимая в наказаниях, когда они требовались, была она в наставлениях разумна и рассудительна. Она, например, разрешала девочкам, даже невзирая на жгучую жажду, пить воду только во время очень умеренного обеда за родительским столом. Она остерегала их от худой привычки разумным словом: «Сейчас вы пьете воду, потому что не распоряжаетесь вином, а когда в мужнем доме станете хозяйками погребов и кладовок, вода вам может опротиветь, а привычка к питью останется в силе». Таким образом, разумно поучая и властно приказывая, обуздывала она жадность нежного возраста и даже жажду у девочек удерживала в границах умеренности: пусть не прельщает их то, что непристойно».

Конечно, в жарком и засушливом климате Северной Африки подобное неумеренное воздержание было бы мучительно даже для взрослого человека – что уж говорить о детях? Но таким образом няня, стремясь воспитать добродетель, невольно достигала и противоположного результата, едва не подтолкнув одну из своих воспитанниц, Монику, в пучину куда более страшного греха, чем чревоугодие – греха пьянства. Ведь родители нередко посылали ее в погреб, где хранились припасы, чтобы девочка принесла пищи или вина, привыкая к роли хозяйки, учась управлять кладовыми. Слышать, как вино булькает, перетекая в кувшин, было невыносимо для мучимого постоянной жаждой ребенка. И хотя запах и вкус вина не нравились девочке, она, пересиливая отвращение, все-таки по чуть-чуть отхлебывала этот напиток… Постепенно, все больше и больше привыкая к вину, она дошла до того, что начала поглощать его уже целыми кубками.

Блаженный Августин в своей «Исповеди» пишет: «…Незаметно подползла к матери моей, …страсть к вину. Родители обычно приказывали ей как девушке воздержанной, доставать вино из бочки. Опустив туда через верхнее отверстие сосуд, она, прежде чем перелить это чистое вино в бутылку, краем губ …отхлебывала его: больше она не могла, так как вино ей не нравилось. И делала она это вовсе не по склонности к пьянству, а от избытка кипящих сил, ищущих выхода в мимолетных проказах; их обычно подавляет в отроческих душах глубокое уважение к старшим. И вот, прибавляя к этой ежедневной капле ежедневно по капле – «тот, кто пренебрегает малым, постепенно падает» – она докатилась до того, что с жадностью почти полными кубками стала поглощать неразбавленное вино.

Где была тогда проницательная старушка и ее неумолимые запреты?.. Разве что-нибудь может одолеть тайную болезнь нашу, если Ты, Господи, не бодрствуешь над нами со Своим врачеванием? Нет отца, матери и воспитателей, но присутствуешь Ты, Который нас создал. Который зовешь нас. Который даже через ...людей делаешь доброе, чтобы спасти душу. Что же сделал Ты тогда, Боже мой? Чем стал лечить? Чем исцелил?.. Не извлек ли Ты грубое и острое бранное слово из чужих уст, как врачебный нож, вынутый из неведомых запасов Твоих, и не отрезал ли одним ударом все гнилое?

Служанка, ходившая обычно вместе с ней за вином, споря, как это бывает, с младшей хозяйкой с глазу на глаз, упрекнула ее в этом проступке и с едкой издевкой назвала «горькой пьяницей». Уязвленная этим уколом, она оглянулась на свою скверну, тотчас же осудила ее и от нее избавилась...

Так друзья, льстя, развращают, а враги, браня, обычно исправляют. Ты, однако, воздаешь им не за то, что делаешь через них, а за их намерения. Она (служанка), рассердившись, хотела не излечить младшую хозяйку, а вывести ее из себя – тайком, потому ли, что так уже подошло и с местом и со временем ссоры, или потому, что сама она боялась попасть в беду за поздний донос. Ты же, Господи, правящий всем, что есть на небесах и на земле, обращающий вспять для целей Своих водные пучины и подчиняющий Себе буйный поток времени, Ты безумием одной души исцелил другую. Если кто словом своим исправил того, кого он хотел исправить, пусть он, после моего рассказа, не приписывает этого исправления своим силам».

Нередко бывает так, что верующие родители, стремясь воспитать в ребенке добродетели и оградить его от греха, повсюду разлитого в окружающем нас мире, впадают в другую, не менее вредную крайность: наряду с запретом на прямо греховные вещи и с возложением на ребенка определенных обязанностей по дому, учебе, помощи старшим – что, несомненно, нужно и полезно – начинают запрещать своему чаду и абсолютно естественные, особенно в детском возрасте, развлечения, требуя от едва вступающего в жизнь маленького человечка аскетической строгости взрослых, уже не один год подвизающихся монахов. Запрещают не только компьютерные игры-стрелялки и просиживание часами у телевизора, но и добрые детские мультфильмы и кинокартины; вместо детских книг и игрушек покупают детям исключительно жития святых; заставляют малышей поститься по монашескому уставу и часами стоять на молитве за чтением акафистов и канонов…

   

    

Впрочем, это проблема не только верующих семей: вероятно, каждому известны примеры, когда совершенно светские родители не разрешают детям играть и гулять с друзьями, потому что все это – «безделье», и каждую свободную минуту ребенок, чтобы не вырос лентяем, должен трудиться или на каком-нибудь семейном огороде, или по дому… Чаще всего подобное воспитание приводит к обратному результату: дети, стремясь вырваться из прокрустова ложа чрезмерно суровых правил, впадают в куда более опасные и страшные грехи, чем, допустим, съесть рыбки в Великий пост или – чуть меньше потрудиться на огороде… Многие страшные преступники, убийцы, маньяки, наркоманы родом именно из таких чрезмерно строгих семей. История из жизни праведной Моники, пусть и с хорошим концом, свидетельствует нам о том же…

Задумаемся же об этом! Да, нельзя пренебрегать своими родительскими обязанностями, уповая на чудо. Нельзя рассчитывать, что рядом и с нашими детьми в нужный момент обязательно возникнет такая «служанка», чтобы отвратить их от греха. Воспитание – наша ответственность, возложенная на нас, родителей и духовников, Господом. И именно мы дадим Ему ответ за своих детей.

Будем же следовать царским путем, не впадая в опасные крайности, как бы благочестиво эти крайности ни выглядели!

  

СЕМЕЙНАЯ ЖИЗНЬ СВЯТОЙ МОНИКИ

Когда Моника достигла брачного возраста, родители нашли ей жениха, чтобы выдать замуж по обычаям своей страны. Несомненно, выбор родителей казался всем окружающим превосходным: жених был, как и они сами, сравнительно богатым землевладельцем, пользовался известностью, обладал многочисленными талантами… К тому же, занимал некий государственный пост в городе Тагасте (ныне – город Сук-Ахрас). Но – увы! – Патриций (таково Было его римское имя), подобно отцу святителя Григория Богослова, святому Григорию Старшему, не был христианином. Он долго оставался язычником и вообще достаточно равнодушно относился к вопросам религии. К тому же, обладал необузданным нравом, хотя в душе был вовсе и не жесток. «Человек чрезвычайной доброты и неистовой гневливости», – так вспоминал блаженный Августин о своем отце в девятой главе «Исповеди».

Жизнь рядом с таким человеком вряд ли могла быть легкой – и, судя по воспоминаниям Августина, брак его матери действительно оказался далеко не счастливым. И вновь – какой в этом страшный пример для современных родителей и духовников! Как часто, в ослеплении гордыни и самонадеяния, мы искренне начинаем считать, что лучше знаем, в чем нуждается наше чадо! Как часто произносятся наши безапелляционные утверждения – «родители плохого не посоветуют», «благословение духовника всегда свято»… И вот уже мы мним себя этакими безгрешными, безошибочными вершителями чужих судеб, недрогнувшей рукой ломая жизни детей, навязывая им свой собственный выбор, свое решение. Потому, что – «лучше знаем, как лучше»… Мы забываем, что сами далеко не совершенны, что даже если у нас и больше жизненного опыта, подобное совсем не значит, что мы всегда и во всем правы, что руководствуемся мы в своих поступках исключительно Божьей волей. И не  к нам ли тогда применимы страшные слова Господа нашего Иисуса Христа, сказанные лицемерным фарисеям: «Вам, законникам, горе, что налагаете на людей бремена неудобоносимые» (Лк. 11, 46). Выбор родителями Моники жениха для нее, принесший дочери так много горя, яркий тому пример. Впрочем, даже самые страшные наши ошибки Господь волен обратить ко благу, если мы все-таки будем стараться исправить их. Позже, под влиянием своей супруги, Патриций примет Святое Крещение, жизнь семьи станет иной. Но на это потребуется много лет, будет преодолено много страданий...

Судьба большинства замужних берберок, как правило, достаточно тяжела. И Моника не надеялась стать исключением, готовясь именно к нелегкой и не особенно счастливой жизни. Однако было одно немаловажное различие между ней и другими женщинами: в отличие от большинства, Моника, хотя и предвидела будущие трудности брака, все-таки искренне желала преодолевать их. Преодолевать не путем максимального отстранения от мужа, но путем воспитания в себе любви к нему, пусть и навязанному родителями, пусть и язычнику… Ведь и в язычнике живет образ Божий, нужно лишь уметь увидеть его.

Как это не похоже на те отношения, которые складываются во многих наших семьях. Даже пусть и православных. Даже и создаваемых по свободной воле. Как много супружеских пар, в том числе считающих себя воцерковленными православными христианами, живет по языческому принципу «do ut des» – «я даю тебе, чтобы ты дал мне». А ведь это уже не брак, но скорее – взаимовыгодное партнерство, где каждый ждет от другого исключительно пользы для себя: комфорта, заботы, денег. И только при обретении всего этого, только в этом случае, становится готовым отдавать что-либо ответно. Причем – ровно столько, сколько сам получил… И ни в коем случае не больше… В таком союзе – трудно назвать это браком, тем более, христианским – люди, по сути, взаимно пользуются друг другом. О любви здесь говорить не приходится. А ведь «без любви», по слову апостола Павла, «всё – ничто» (1 Кор. 13:1-2). Отсутствие же любви изнутри разрушает, казалось бы, даже и когда-то благополучный брак, оставляя от семьи лишь пустую оболочку.

Жизнь Моники – напротив, пример того, как любовь одного из супругов оказалась способной спасти и преобразить даже самый неудачный как будто бы брак. По мере своих сил Моника старалась поддерживать мужа, помогая ему во всех его добрых начинаниях. Она создала в доме атмосферу уюта и покоя, чтобы Патриций, придя со службы, мог по-настоящему отдохнуть. Зная вспыльчивый характер супруга, Моника в минуты его гнева не противоречила ему ни делом, ни даже словом; видя же, что муж отбушевал и успокоился, она спокойно объясняла ему его ошибку. Часто после такого разговора Патриций сам признавал, что кипятился напрасно. К тому же, несмотря на необузданный нрав, Патриций не только ни разу не ударил жену – что вообще-то было в обычае у берберов – но никогда по-настоящему даже и не поссорился с ней.

Наблюдая подобные отношения в семье Моники, другие женщины не переставали удивляться и постоянно расспрашивали ее, –  в чем здесь секрет?  Тем более, что даже у гораздо более спокойных и обходительных мужчин, чем Патриций, жены часто носили на лице и теле следы побоев. Праведница же, в ответ на расспросы и жалобы на мужей, как бы шутя, обвиняла не мужей, но их самих за их же собственный, например, несдержанный язык. А совет обычно давала всего лишь один: с той минуты, как зачитывался брачный контракт, жены должны были почитать его документом, превращающим их в верных помощниц, а по сути, – в служанок своих мужей. Отныне, памятуя о своем положении, они уже не должны были заноситься перед своими мужьями... В том варварском обществе, в котором тогда жили, подобное непривычное поведение, пожалуй, действительно было, единственной возможностью сохранить мир и, хотя бы отчасти, наставить мужа на праведный путь.

К несчастью, не только из-за вспыльчивости мужа приходилось Монике терпеть огорчения: следуя языческим нравам того времени, Патриций не раз открыто изменял супруге. Конечно, Моника тоже могла бы устроить скандал, но она понимала, что этим ничего не исправит, а только опять испортит отношения с мужем и окончательно закроет путь к его исправлению. Поэтому Моника, пряча слезы и боль, продолжала вести себя по отношению к неверному мужу спокойно и ровно – вновь и вновь горячо молясь Господу о том, чтобы Он обратил Патриция к Себе и наставил его на путь целомудрия.

Здесь мы, наконец, подошли к тому, что было главным в деятельной любви праведной Моники к своему супругу… молитве! Святую Монику не могло не тяготить то, что Патриций, будучи язычником, губил свою душу всевозможными страстями и поклонением ложным божествам. Она не могла напрямую поучать его – это вызвало бы только раздражение, – но усердно молилась Богу за супруга, прося обратить его к Истине. Сама же старалась вести себя, как подобает христианке, собственной жизнью являть истинность Христова учения, следуя все тем же советам святых первоверховных апостолов Петра и Павла: «Также и вы, жены, повинуйтесь своим мужьям, чтобы те из них, которые не покоряются слову, житием жен своих без слова приобретаемы были, когда увидят ваше чистое, богобоязненное житие» (1 Петр.3:1-2), «…ибо неверующий муж освящается женой верующею» (1 Кор. 7:14). Как это не похоже на то бездействие, которое проявляют многие современные христианки – жены неверующих мужей, – пассивно ожидая, чтобы их супруги, без какого-либо участия с их стороны, догадались о своей неправоте и сами пришли к Истинному Богу! Подобная бездеятельность – все равно что равнодушие. А значит, – недостаток любви к заблуждающемуся супругу. 

Моника не давила на мужа (чем, опять же, грешат многие современные жены), не навязывала ему, неверующему, христианских правил и постов  (как показывает опыт и древности, и современности, подобное давление лишь отвращает человека от веры). Мудрая же Моника в своей заботе о душе мужа соединяла деятельную молитву с деликатностью и рассуждением. И надежды праведной христианки Моники не были постыжены. Патриций, уважавший и по-своему любивший (пусть и чисто плотски) свою жену, конечно, не мог не замечать ее разительного отличия от жен своих друзей и не удивляться этому ее доброму отличию от них. Естественно, ему постоянно хотелось понять, благодаря чему Моника оставалась такой кроткой, любящей и – в то же время – внутренне сильной. Постепенно Патриций начал интересоваться и ее верой. А за интересом, подкрепленным горячими молитвами любящей супруги, пришло и обращение. Патриций искренне уверовал во Христа и принял Святое Крещение.

   

  

То есть, мы видим, как эта подлинная христианская и мудрая доброта святой Моники увенчалась победой над «ветхим человеком» своего мужа. «Наконец, – пишет блаженный Августин, – приобрела она Тебе своего мужа на последок дней его; от него, христианина, она уже не плакала над тем, что терпела от него, нехристианина. Была она слугой служителей Твоих. Кто из них знал ее, те восхваляли, чтили и любили в ней Тебя, ибо чувствовали присутствие Твое в сердце ее: о нем свидетельствовала ее святая жизнь. «Она была женой одного мужа, воздавала родителям своим, благочестиво вела дом свой, усердна была к добрым делам». Она воспитывала сыновей своих, мучаясь, как при родах, всякий раз, когда видела, что они сбиваются с Твоего пути».

Христианство полностью изменило всю жизнь Патриция. Он покаялся в прежних грехах, совершенно оставил блуд и старался умерять свой вспыльчивый нрав; от Патриция-христианина Монике больше не приходилось терпеть ничего из того, что она терпела от язычника. Для нее наступили, наконец, дни подлинного, ничем не омрачаемого супружеского счастья. Правда, счастье это на земле было недолгим: вскоре после своего обращения и чудесной перемены Патриций заболел и скончался. Но Моника знала, что теперь, когда брак их стал подлинно христианским, даже смерть не сможет их разлучить – она продолжала молиться за своего покойного супруга, живя памятью о нем, не помышляя о повторном браке.

  

ЗЛОРЕЧИЕ ЛЮДЕЙ

Была у святой Моники и еще одна проблема… «Нашептывания дурных служанок, – вспоминал блаженный Августин, – сначала восстановили против нее свекровь, но мать моя услужливостью, неизменным терпением и кротостью одержала над ней такую победу, что та сама пожаловалась сыну на сплетни служанок, нарушавших в доме мир между ней и невесткой, и потребовала для них наказания. После того, как он, слушаясь матери, заботясь о порядке среди рабов и о согласии в семье, высек выданных по усмотрению выдавшей, она пригрозила, что на такую же награду от нее должна рассчитывать каждая, если, думая угодить, станет ей наговаривать на невестку. Никто уже не осмеливался, и они зажили в достопамятном сладостном дружелюбии. 

«Господи, милующий меня!» Ты послал этой доброй служанке Твоей, вo чреве которой создал меня, еще один великий дар. Где только не ладили между собой и ссорились, там она появлялась, где могла, умиротворительницей. Она выслушивала от обеих сторон взаимные, многочисленные и горькие, попреки, какие обычно изрыгает душа, раздувшаяся и взбаламученная ссорой. И когда присутствующей приятельницей изливалась вся кислота непереваренной злости на отсутствующую неприятельницу, то мать моя сообщала каждой только то, что содействовало примирению обеих. Я счел бы это доброе качество незначительным, если бы не знал, по горькому опыту, что бесчисленное множество людей (тут действует какая-то страшная, широко разлившаяся греховная зараза) не только передает разгневанным врагам слова их разгневанных врагов, но еще добавляет к ним то, что и не было сказано. А ведь следовало бы человеку человечному не то что возбуждать и разжигать злыми словами человеческую вражду, а, наоборот, стремиться угасить ее словами добрыми. Такова была мать моя; Ты поучал ее в сокровенной школе ее сердца».

Но не только от мужа или же от служанок приходилось терпеть скорби святой Монике. Даже и юный Августин немало причинил душевных страданий своей благочестивой матери. Отец очень хотел, чтобы Августин стал важным человеком – ритором и адвокатом, поэтому Августин получил прекрасное образование. Однако поначалу он тоже не был крещен и, судя по всему, христианское воспитание матери не столь глубоко еще проникло в его сердце. Со всем жаром юности Августин отдавался удовольствиям молодости: языческим театрам, циркам, женщинам. От одной из них, неблагородного происхождения, в 372 году у него вне брака даже родился сын по имени Адеодат («Данный от Бога»). Кроме того, вдруг перейдя в другую крайность, Августин почти десять лет разделял еретическое учение манихеев, отрицавших плоть, сотворенную, по их мнению, сатаной, и даже «обратил» в эту ересь нескольких друзей. Как, должно быть, обливалось кровью сердце Моники, когда она узнала об этом, – тяжело ей было видеть сына блудником, но еще тяжелее – еретиком! Увлекался Августин и астрологией… Его дорога к Богу была долгой и тяжкой.

А ведь помимо Августина в семье было и еще несколько детей: его брат Навигий и сестра, имя которой нам неизвестно (по некоторым источникам дочь святой Моники носила имя Перпетуя; очень вероятно, что она стала игуменией одного из монастырей в Северной Африке). Впрочем, став взрослыми и самостоятельными они приняли Святое Крещение. Дочь, так же, как мать, достаточно рано овдовела и, не желая второго брака, приняла монашество, просияв многими подвигами.

Удивительно, но не только о сыновьях и о дочери заботилась она, но и об их друзьях. «О всех нас, живших до успения ее в дружеском союзе и получивших благодать Твоего Крещения, она заботилась так, словно все мы были ее детьми, и служила нам так, словно были мы ее родителями». Кроме того, «она была милосердна и от сердца прощала «долги должникам своим»», – вспоминал блаженный Августин.

Пока же, святая Моника, по-прежнему, продолжала горячо оплакивать всякое очередное падение сына и обивала пороги епископов и известных подвижников с просьбою о святых молитвах за свое непутевое чадо, не желающее жить по-христиански. А ведь, как это отличается от отношения многих нынешних матерей к беде, случившейся с их детьми. Даже тех, кто считает себя воцерковленными христианками. Даже тех, кто ясно видит, что их чадо все глубже погрязает в грехе. Не большинство ли из них довольствуется всего лишь произнесением равнодушных и страшных слов: «Что же тут такого? Сейчас все так живут, молодежи без этого нельзя… Был бы только здоров да успешен!».

Какое страшное, гибельное ослепление! Как можно земной успех, здоровье тела ставить выше здоровья и спасения бессмертной души? Это слова не христианина, но самого злостного язычника!.. Между тем, дни и ночи напролет проводила в слезных молитвах об Августине, сыне своем, святая Моника. А ведь известно – горячую молитву Бог не оставляет без ответа.

  

СОН СВЯТОЙ МОНИКИ

Конечно, обращение молодого ученого произошло далеко не сразу. В течение десяти лет Монике пришлось быть свидетельницей его упорства в ереси. Она жила, проливая кровавые слезы о погибающем сыне, всячески убеждая его в истинности Православия.

«И Ты простер руку Твою, – пишет блаженный Августин, – с высоты и «извлек душу мою» из этого глубокого мрака, когда мать моя, верная Твоя служанка, оплакивала меня перед Тобою больше, чем оплакивают матери умерших детей. Она видела мою смерть в силу своей веры и того духа, которым обладала от Тебя, – и Ты услышал ее, Господи. Ты услышал ее и не презрел слез, потоками орошавших землю в каждом месте, где она молилась; Ты услышал ее. Откуда, в самом деле, был тот сон, которым Ты утешил ее настолько, что она согласилась жить со мною в одном доме и сидеть за одним столом? В этом ведь было мне отказано из отвращения и ненависти к моему кощунственному заблуждению. Ей приснилось, что она стоит на какой-то деревянной доске и к ней подходит сияющий юноша, весело ей улыбаясь; она же в печали и сокрушена печалью. Он спрашивает ее о причинах ее горести и ежедневных слез, причем с таким видом, будто хочет не разузнать об этом, а наставить ее. Она отвечает, что скорбит над моей гибелью; он же велел ей успокоиться и посоветовал внимательно посмотреть: она увидит, что я буду там же, где и она. Она посмотрела и увидела, что я стою рядом с нею на той же самой доске. Откуда этот сон? Разве Ты не преклонил слуха Своего к сердцу ее? О Ты, благий и всемогущий, Который заботишься о каждом из нас так, словно он является единственным предметом Твоей заботы, и обо всех так, как о каждом!.. Прошло еще десять лет, в течение которых я валялся в этой грязной бездне и во мраке лжи; часто пытался я встать и разбивался еще сильнее, а между тем эта чистая вдова, благочестивая и скромная, такая, каких Ты любишь, ободренная надеждой, но неумолчная в своем плаче и стенаниях, продолжала в часы всех своих молитв горевать обо мне перед Тобой, Господи, «и пришли пред лицо Твое молитвы ее», хотя Ты и допустил еще, чтобы меня кружило и закружило в этой мгле».

Так часто и в наше время непутевые сыновья поскальзываются на жизненном пути и оказываются – кто за тюремной решеткой, кто в среде наркоманов и алкоголиков, кто  на больничной койке, кто в тоталитарной секте… Так вот, пусть же святая Моника станет образцом поведения для тех матерей, что попали в подобные жизненные обстоятельства. Пусть они так же, своею слезной молитвой за своих чад, испрашивают у Бога облегчения сыновней участи в непреложной надежде на то, что их сыновья окажутся вне беды!.. Он, несомненно, поможет. Но это возможно лишь при условии, что сама мать твердо пребывает в Церкви и ведет христианскую жизнь по заповедям Господним.

Между тем, дал уже Бог Августину и некое Свое извещение. Сделал же Он это «…через … одного епископа, вскормленного Церковью и начитанного в книгах (…). Когда мать моя упрашивала его удостоить меня своей беседы, опровергнуть мои заблуждения, отучить от зла и научить добру (он поступал так с людьми, которых находил достойными), то он отказался, что было, насколько я сообразил впоследствии, конечно, разумно. Он ответил, что я заупрямлюсь, потому что ересь для меня внове, я горжусь ею и уже смутил многих неопытных людей некоторыми пустячными вопросами, как она сама ему рассказала. “Оставь его там и только молись за него Богу: он сам, читая, откроет, какое это заблуждение и какое великое нечестие”. И он тут же рассказал, что его мать соблазнили манихеи, и она еще мальчиком отдала его им; что он не только прочел все их книги, но даже их переписывал и что ему открылось, безо всяких обсуждений и уговоров, как надо бежать от этой секты; он и бежал. Когда он рассказал об этом, мать моя все-таки не успокоилась и продолжала еще больше настаивать, моля и обливаясь слезами, чтобы он увиделся со мной и поговорил. Тогда он с некоторым раздражением и досадой сказал: «Ступай, как верно, что ты живешь, так верно и то, что сын от таких слез не погибнет». В разговорах со мной она часто вспоминала, что приняла эти слова так, как будто они прозвучали ей с неба».

   

СУДЬБОНОСНЫЙ ОТЪЕЗД АВГУСТИНА В ИТАЛИЮ

А случилось, что в 383 году Августин поехал в Италию. Сначала в Рим, преподавателем риторики, а затем в Медиолан (современный Милан) в качестве главного придворного ритора. Моника была против его отъезда: вероятно, она боялась, что в Риме, вдали от родных мест, сына подстерегают еще более опасные искушения.

   

   

«Мать моя горько плакала о моем отъезде и провожала меня до самого моря. Она крепко ухватилась за меня, желая или вернуть обратно, или отправиться вместе со мной», – вспоминает Августин. Однако молодой ученый принял окончательное решение; взять же с собой мать он не мог, пока не устроиться на новом месте. Поэтому Августин обманул мать, сказав, что хочет лишь проводить отплывающего в Рим друга, и, взойдя на корабль, покинул Карфаген. Моника осталась на берегу, молясь и плача.

Поездка в Медиолан становится для Августина судьбоносной, так как здесь он встречается с тамошним епископом – великим святителем Амвросием Медиоланским, проповеди которого слушает с величайшим интересом. В это время в Италию прибыла и Моника, все-таки не пожелавшая разлучаться с сыном. Ей, несомненно, приятно было узнать, что сын отрекся от ереси, но печально видеть его все еще не христианином.

«От сообщения моего, что я уже не манихей, но и не христианин, она не преисполнилась радости будто от нечаянного известия: мое жалкое положение оставляло ее спокойной в этом отношении; она оплакивала меня, как умершего, но которого Ты должен воскресить; она представляла Тебе меня, как сына вдовы, лежавшего на смертном одре, которому Ты сказал: «Юноша, тебе говорю, встань» — и он ожил и «стал говорить, и Ты отдал его матери его». Поэтому сердце ее не затрепетало в бурном восторге, когда она услышала, что уже в значительной части совершилось то, о чем она ежедневно со слезами молилась Тебе; истины я еще не нашел, но ото лжи уже ушел. Будучи уверена, что Ты, обещавший целиком исполнить ее молитвы, довершишь и остальное, она очень спокойно, с полной убежденностью ответила мне, что раньше, чем она уйдет из этой жизни, она увидит меня истинным христианином: она верит этому во Христе».

Здесь, в Медиолане, с Августином происходит ряд событий, окончательно повлиявших на спасение его мятущейся души. Во-первых, он узнает о некоторых простых молодых людях, которые, прочтя переведенное на латинский язык «Житие святого Антония» авторства святителя Афанасия Великого, стали жить как подвижники, подражая святому Антонию, в своем саду. И, во-вторых, стоит отметить знаменитое обращение Августина, произошедшее с ним в саду, когда он в душевном смятении и в молитве просил Бога наставить на истинный путь: «Так говорил я и плакал в горьком сердечном сокрушении. И вот слышу я голос из соседнего дома, не знаю, будто мальчика или девочки, часто повторяющий нараспев: «Возьми, читай! Возьми, читай!». Взволнованный, вернулся я на то место, где сидел Алипий; я оставил там, уходя, апостольские Послания. Я схватил их, открыл и в молчании прочел главу, первую попавшуюся мне на глаза: «не в пирах и в пьянстве, не в спальнях и не в распутстве, не в ссорах и в зависти: облекитесь в Господа Иисуса Христа и попечение о плоти не превращайте в похоти». Я не захотел читать дальше, да и не нужно было: после этого текста сердце мое залили свет и покой; исчез мрак моих сомнений».

И главное в его жизни, наконец, совершилось.

  

СМЕРТЬ СВЯТОЙ МОНИКИ

В 387 году, на Пасху, Августин принимает Святое Крещение от святителя Амвросия Медиоланского. То есть, происходит его полное и окончательное духовное перерождение. Увы, почти сразу же, в этом же году, как бы завершив окончательное свое великое дело, умирает и святая Моника.

Блаженный Августин описывает кончину своей матушки так: «Уже навис день исхода ее из этой жизни; этот день знал Ты, мы о нем не ведали. Случилось – думаю, тайной Твоей заботой, – что мы с ней остались вдвоем; опершись на подоконник, смотрели мы из окна на внутренний садик того дома, где жили в Остии. Усталые от долгого путешествия, наконец в одиночестве, набирались мы сил для плавания. Мы сладостно беседовали вдвоем и, «забывая прошлое, устремлялись к тому, что перед нами», спрашивали друг друга, пред лицом Истины, – а это Ты, – какова будущая вечная жизнь святых, – «не видел того глаз, не слышало ухо и не приходило то на сердце человеку» – но устами сердца жаждали мы приникнуть к струям Твоего Небесного источника, «Источника жизни, который у Тебя», чтобы, обрызганные его водой, в меру нашего постижения, могли бы как-нибудь обнять мыслью ее величие. Когда в беседе нашей пришли мы к тому, что любое удовольствие, доставляемое телесными чувствами, осиянное любым земным светом, не достойно не только сравнения с радостями той жизни, но даже упоминания рядом с ними, то, возносясь к Нему Самому сердцем, все более разгоравшимся, мы перебрали одно за другим все создания Его и дошли до самого неба, откуда светят на землю солнце, луна и звезды. И, войдя в себя, думая и говоря о творениях Твоих и удивляясь им, пришли мы к душе нашей и вышли из нее, чтобы достичь страны неиссякаемой полноты, где Ты вечно питаешь Израиля пищей истины, где жизнь есть та мудрость, через Которую возникло все, что есть, что было и что будет. Сама она не возникает, а остается такой, какова есть, какой была и какой всегда будет. Вернее: для нее нет «была» и «будет», а только одно «есть», ибо она вечна, вечность же не знает «было» и «будет»… Ты знаешь, Господи, что в тот день, когда мы беседовали, ничтожен за этой беседой показался нам этот мир со всеми его наслаждениями, и мать оказала мне: «Сын! что до меня, то в этой жизни мне уже все не в сладость. Я не знаю, что мне здесь еще делать и зачем здесь быть; с мирскими надеждами у меня здесь покончено. Было только одно, почему я хотела еще задержаться в этой жизни: раньше чем умереть, увидеть тебя православным христианином. Господь одарил меня полнее: дал увидеть тебя Его рабом, презревшим земное счастье. Что мне здесь делать?»

Не помню, что я ей ответил, но не прошло и пяти дней или немногим больше, как она слегла в лихорадке. Во время болезни она в какой-то день впала в обморочное состояние и потеряла на короткое время сознание. Мы прибежали, но она скоро пришла в себя, увидела меня и брата, стоявших тут же, и сказала, словно ища что-то: «Где я была?». Затем, видя нашу глубокую скорбь, сказала: «Здесь похороните вы мать вашу». Я молчал, сдерживая слезы. Брат мой что-то сказал, желая ей не такого горького конца; лучше бы ей умереть не в чужой земле, а на родине. Услышав это, она встревожилась от таких его мыслей, устремила на него недовольный взгляд и, переводя глаза на меня, сказала: «Посмотри, что он говорит!», а затем обратилась к обоим: «Положите это тело, где придется; не беспокойтесь о нем; прошу об одном: поминайте меня у алтаря Господня, где бы вы ни оказались».

Блаженный Августин передает, что в прежние годы святая Моника очень желала быть похороненной на родине – в Тагасте, рядом со своим мужем. «Она волновалась и беспокоилась о своем погребении, все предусмотрела и приготовила место рядом с могилой мужа. Так как они жили очень согласно, то она хотела (человеческой душе трудно отрешиться от земного) еще добавки к такому счастью: пусть бы люди вспоминали: «Вот как ей довелось: вернулась из заморского путешествия и теперь прах обоих супругов прикрыт одним прахом».

   

   

Я не знал, когда по совершенной благости Твоей стало исчезать в ее сердце это пустое желание. Я радовался и удивлялся, видя такою свою мать, хотя, правда, и в той нашей беседе у окошка, когда она сказала: «Что мне здесь делать?», не видно было, чтобы она желала умереть на родине. После уже я услышал, что, когда мы были в Остии,  она однажды доверчиво, как мать, разговорилась с моими друзьями о презрении к этой жизни и о благе смерти. Меня при этой беседе не было, они же пришли в изумление перед мужеством женщины (Ты ей дал его) и спросили, неужели ей не страшно оставить свое тело так далеко от родного города.  «Ничто не далеко от Бога, – ответила она, – и нечего бояться, что при конце мира Он не вспомнит, где меня воскресить».

«Перед самым днем разрешения своего, – пишет блаженный Августин, –  она ведь думала не о пышных похоронах, не домогалась, чтобы ее положили в благовония или воздвигли особый памятник, не заботилась о погребении на родине. Таких поручений она нам не оставила, а хотела только поминания у алтаря Твоего, которому служила, не пропуская ни одного дня, ибо знала, что там подается Святая Жертва, которой «уничтожено рукописание, бывшее против нас» и одержана победа над врагом».

Подлинно, подлинно, искренне и право верующую в Бога душу Господь умудряет и сподобляет глубочайшей духовной переоценки своей предыдущей жизни. А высший смысл своей кончины видит в служении Богу в Его Церкви и в том, чтобы и по смерти не быть вне церковного поминовения об усопших в вере и надежде Воскресения и вечной жизни.

«Итак, на девятый день болезни своей, на пятьдесят шестом году жизни своей и на тридцать третьем моей, эта верующая и благочестивая душа разрешилась от тела (случилось это в городе Остия в 387 году). … для нее смерть не была горька, да вообще для нее и не было смерти. Об этом непреложно свидетельствовали и ее нравы и «вера нелицемерная»».

«Отрадно было вспомнить, – по словам Августина, – что в этой последней болезни, ласково благодаря меня за мои услуги, называла она меня добрым сыном и с большой любовью вспоминала, что никогда не слышала она от меня брошенного ей грубого или оскорбительного слова. А разве, Боже мой, Творец наш, разве можно сравнивать мое почтение к ней с ее служением мне? Лишился я в ней великой утешительницы, ранена была душа моя, и словно разодрана жизнь, ставшая единой; ее жизнь и моя слились ведь в одно».

И из уст блаженного Августина излилась такая молитва о своей святой матери: «Да пребудет она в мире со своим мужем, до которого и после которого ни за кем не была замужем, которому служила «принося плод в терпении», чтобы приобрести его Тебе. И внуши, Господи Боже мой, внуши рабам Твоим, братьям моим, сынам Твоим, господам моим, которым служу словом, сердцем и письмом, чтобы всякий раз, читая это, поминали они у алтаря Твоего Монику, слугу Твою, вместе с Патрицием, некогда супругом ее, через плоть которых ввел Ты меня в эту жизнь, а как, я не знаю. Пусть с любовью помянут они их, родителей моих, на этом преходящем свете, и моих братьев в Тебе, Отец, пребывающих в Православной Церкви, моих сограждан в Вечном Иерусалиме, о котором вздыхает в странствии своем, с начала его и до окончания, народ Твой. И пусть молитвами многих полнее будет исполнена последняя ее просьба ко мне, – через мою исповедь, а не только через одни мои молитвы».

   

НЕ ОТЧАИВАЙТЕСЬ!

В лице святой Моники и ее детей, одним из которых был Августин Блаженный, мы видим пример особо живых отношений, сложившихся в семье. Отношений между матерью и ее детьми. Святая Моника не просто по-матерински, но и по-христиански всю себя отдала  воспитанию детей, спасению своего сына. Она пережила скорби и радости: скорби о его падениях и радости от его обращения. Можно сказать, что святая Моника стала центром своей семьи, ее сердцем. Спасение всех членов семьи она понесла на себе, руководствуясь апостольскими словами: «Носите бремена друг друга, и таким образом исполните закон Христов» (Гал. 6:2).

Помолимся же, братья и сестры, о том, чтобы такая нелицемерная вера молитвами святой Моники Тагастинской укоренилась в нас и послужила бы ко стяжанию спасительной вечной жизни для нас и сродников наших. 

  

Источник